102

РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ.

ному способу: „компановатьи . свои и выискивать сюжеты въ

книг-ъ и въ собственныхъ размышленјяхъ. Овербекъ не ждалъ самаго драгоц%н-

наго въ художника — вдохновен:я, первой мысли,

а, занятый своими тугими вымыслами, даже пропускалъ его, когда оно явля-

лось. Также точно и Ивановъ не сталь дожидаться чтобъ присту-

пить кь главному д±лу своей жизни: и онъ придумать сюжетъ для своего

Meisterst0ck'a, и зат•Ьмъ уже фатально долженъ быль исполнять этотъ тяжелый

трудъ безъ животворящаго съ помощью нуднаго, мучительнаго вы-

Ивановъ поплатился почти всей своей жизнью, какъ за ошибки

академическаго такъ и за ошибки добраго, честнаго и святаго,

но ньсколько ограниченнаго Овербека, вся котораго была мисти-

ческой по принципу и сухой, разсудочной въ своемъ Недостатки

не позволили Иванову сразу стать выше почитаемаго имъ главы

Назарейцевъ, перешагнуть черезъ него.

Ивановъ пошелъ въ исполнен1и своей картины какими-то зигзагами,

постоянно отвлекаясь въ сторону съ прямаго пути, хотя этотъ путь все бол•Ье

выяснялся въ его, выздаравливающей за работой, дуиЊ. Время его кар-

тины, тянувшееся бол%е 15-ти л%тъ, въ сущности, можно разсматривать,

какъ время настоящей его школы, а „Явлен1е Христа“, какъ „программу“, кото-

рую онъ готовилъ на судь въ свид%тельство своей школьно-художе-

ственной зр%лости, явившейся кь нему такъ поздно и доставшейся ему съ

такимъ нев»оятнымъ трудомъ именно потому, что настоящее время школы было

имъ протрачено на безполезную и безтолковую зубрежку. Онъ и смот*лъ на

себя, в»оятно изъ-за своей слабости, своей художественной нераз-

витости, какъ на ученика и это•то всего больше и сбивало его, заставляло

прислушиваться кь сов%тамъ совс%мъ не понимавшихъ его людей: холод-

ныхъ академиковъ, ограниченныхъ назарейцевъ или дилетантствующихъ турис-

товъ. Долгое время не р%шался онъ отдаться сл%по и безусловно своему внут-

реннему голосу, тогда какъ именно этотъ голосъ быль безконечно

всевозможныхъ постороннихъ мн%н1й

Находясь въ Рим±, Ивановъ, безпрестанно сравнивалъ свою работу со

вс±мъ, что было классическаго и наибол%е высокаго въ этомъ колосальномъ

музе% прежняго искусства, и этого в%чно пребывалъ въ какомъ-то „за-

ботливомъ недовольстве, доводившемъ его часто до отчаян1я. Ивановъ старался

подойти кь своимъ кумирамъ и изо-вс%хъ силь бился, чтобы связать съ

Tpe60BaHieMb полной свободы, согласить натуры съ у

старыхъ мастеровъ. Кь онъ не понималъ того освободительнаго

которое начиналось тогда въ лихорадочно-вдохновенномъ Пари“. Онъ в%роятно

вид%лъ, какъ н%которые французы были заняты тЬмъ•же, кь чему и его влекло

На то, впрчемъ, какъ далеко ушелъ Ивановъ уже въ конц•Ь 30-хъ годовъ (тогда

какъ разъ, когда Брюлловъ писалъ свою • Осаду- и отъ взглядовъ русскаго обще-

ства на искусство, лучше указываетъ изв%стный отрывокъ его письма, слу-

жить прекраснымъ эпиграфомъ всей нов%йшаго искусства: „Художникъ полженъ быть

совершенно свободенъ, никогда ничему не подчиненъ. независимость ег.о Должна быть без-

пр)ыька. В•Ьчно въ наблюден[яхъ натуры, в±чно въ 'Њдрахъ тихой, умственной жизни, онъ

долженъ набирать и извлекать новое изъ всего собраннаго, изъ всего виденнаго.• Кь сожалыю,

хотя онъ и говориль уже тогда, что Художествъ есть вещь прошепшаго

ее основали, изобрЬтать, итальянцы•...

однако на съ онъ не порвалъ

до Вхъ поръ, пока не оставилъ своей картины, кь которой онъ приступилъ чисто

академическимъ путемъ и которую онъ и писалъ съ Амь эклектизмомъ, который составляеть

сковную черту изоб$тенной Болонцами Системы.