104

РУССКАЯ ЖИВОПИСЬ.

инстиктивно,—а именно борьбой съ традиц1ями вообще,—но согласно съ наста-

полученными еще дома. также съ Овербека и Гоголя,

французовъ, Ивановъ считалъ эти зат%и за

разврать и не мог-ь постичь своего духовнаго родства съ т%ми героями,

которые на родин% Делакруа храбро боролись противь рутины и отыскивали

новую, живую и свободную красоту.

Какой мужественной бодростью, страстью и н%гой. тонкимъ

во отт±нки прекраснаго проникнуты этюды Иванова, эти непосредствен-

ныя природы * ) и куда д%валась вся эта прелесть жизни, въ картин%,

для которой они предназначались! Приглаженные и выправленные, засушеные и

окамен%лые перешли эти этюды на большое полотно и на немъ съ трудомъ

узнаешь сквозь оболочку скучнаго „монументальнаго стиля“ ихъ остатки. Ива-

новь, въ этомъ старой красоты, иногда очень близко подходилъ

кь ней. Иной его юноша выдержитъ cpaBHeHie по божественной плавности ли-

съ Идолино; иная спина, рука, нога, торсъ—съ лучшими

образцами древней пластики или ренесанса; нЫоторыя драпировки не уступятъ

рафаэлевскимъ. Но вся эта формальная близость кь прошлаго

скор%е вредить его такъ какъ чужое досадливо заслоняетъ соб-

ственное.

Одно обстоятельство причинило ему особенно много Дома. въ

школь не смотря на весь энциклопедизмъ. которымъ кичится академическоё

06pa30BaHie, Иванова забыли обучить краскамъ: вглядываться въ тонкость

ихъ въ природ%. въ безчисленные ихъ отт%нки и передавать это въ

живописи. Зд%сь, въ Рим%, фреска Микель-Анжело и Рафаэдя, картоны Камму-

чини, Овербека и Корнел1уса, а также сов%ты трехъ посл±днихъ также ничего

не могли открыть ему въ смысл% красокъ. Между т%мъ и въ Римъ стали нако-

нецъ доходить въ половин% 30-хъ годовъ. слухи о колористическомъ

начавшемся еще въ 20-хъ годахъ во и вопросъ о краскахъ не быль уже

такъ категорично р%шаемъ въ отрицательную сторону, какъ прежде. Самому

Иванову казалось, что сила его картины будеть завис%ть отъ полной ея прав-

дивости, а эта правдивость естественно завис%ла главнымъ образомъ отъ в»-

ности красочнаго эффекта. Ивановъ, всматриваясь въ

прошлаго (а кь тому времени онъ уже ум%лъ отличать истинно отљ

подд%льныхъ), наконецъ открылъ, что основная прелесть ихъ не въ нагромо-

драпировокъ и не въ круглыхъ жестахъ, но въ томъ, что художники

выражали въ нихъ свои мысли и чувства—съ полной убљДительностью. Ива-

новь отказался отъ и, поставилъ главной [Ьлью своихъ стрем-

заставить людей повљрить своему вымыслу, заставить чувствовать себя

передъ картиной, какъ передъ д%йствительностью, и, разум%ется, для достиже-

этого ему недостаточно было однихъ черныхъ и монотонной рас-

краски назарейцевъ, а требовался живой, естественный колориты

Ивановъ и тутъ не спросилъ сразу у природы, а обратился за со.

в%тами кь старымъ мастерамъ. Онъ съ%здилъ даже для того въ Вене-

на родину великихъ колористовъ. Но тамъ, наконецъ, у него открылись глаза:

указали ему, какъ на единственную свою руководительницу и вдох-

* ) Существуютъ даже Асколько очень тонкихъ портретовъ его и три сценки изъ

итальянскаго быта, ц-Ьликомъ, съ глубокимъ народной жизни выхваченныя изъ

д%йствитепьности. не им%ющей ничего общаго съ розовой. надушенной Брюллова и

Штернберга.