метины, п, освободивъ

отъ повседневнаго

контроля воли, она тшмъ самымъ обрекла II самое со-

знанће на чудовпщныя НынгЬпшт pycckiii

интеллпгентъ — прямой потомокъ и нас.л1зднмкъ крт-

иостнпка-вольтерьянца. Divide et iInpera оправдалось

п здрвсь. Будь въ PocciII хоть горсть црђльныхъ людей

съ развитымъ c03HaHieMb, т.-е. такихъ, въ которы.хъ

высокт строй мыслей органически претворень въ лпч-

быль бы немыслпмъ. Но гдт; наи-

бол±е развитыя сознанјя были лишены трЬлъ, а Т“Ьла

жили безъ тамъ деспотизму было какеь нельзя

бол±е привольно. Это вфчный законъ .II(nopiII•, если еще

нужны достаточно вспомнить о «святыхъ»

Кромвеля или о горсти освободившихъ

подъ знаменемъ «ГЛО е popolo».

И плодъ сталь СВменемъ даль плодъ сторицей.

Деспотизмъ, какъ п не могло быть иначе, породилъ въ

образованной части общества преувеличенный 11нтерес,ъ

кь вопросамъ общественности: такая же частичная

какую вызываетъ во всякомъ живомъ

организм± чрезм'Ьрное внтзшнее на одну точку

его. Общественность заполонила сознанје; разрывъ между

д±ятельностью и л11чной чувственно-волевоЈћ

жизнью сталь общей нормою, больше того—онъ быль

IIp113HaHb М“Ьрило.мъ святости, единственнымъ путемгь

кь души.

Этотъ распадъ личностн оказался роковымъ для

въ трехъ отношетяхъ: внутренно—онъ

сд±лалъ интеллигента кал'Ькою, оторвалъ

отъ народа и, наконецъ, совокупностью

этихъ двухъ причинъ онъ обрекъ на

полное передъ гнетущей ее властью.

По ист1ШЬ, историкъ не сдгђла.лъ бы ошибки, если бы

сталь изучать жизнь русскаго общества по двумъ раз-