— 170 —

шинство—людп Чехова—просто К01гтплп небо, не смФ,я,

да и не умгЬя войти въ себя, или даже просто жить

непринужденно.

Казалось бы, насъ могла псщЬлить великая литера-

тура, выросшая у насъ въ эти годы. Она не была свя-

зана нашимп духовными путами. художникъ

прежде всего внутренно независимъ, ему не предпи-

шешь ни узкой области интересовъ, ни вп±шней точ-

кн зрТкЈя: онъ свободно воспрпнимаетъ вею полноту

явленйћ и всю полноту собственныхъ Сво-

бодны были наши художнпки п, естественно,

чрьмъ подлпннфе быль талантъ, тФ,мъ ненавистн±е были

ему шоры интеллигентской общественно-утплитарной мо-

рази, такъ что силу художественнаго гекйя у насъ почти

безошибочно можно было изм'ђрять степенью его отчу-

отъ пнтеллигенцт: достаточно назвать

Толстого и Достоевскаго, Тютчева Фета.

И разув не стыдно знать, что напш лучи-йе люди смотрј;ли

на насъ съ отвращекйемъ отказывались благословить

наше $ло?Онп звали насъ на иные, пути— изъ нашей ду-

ховной тюрьмы на свободу широкаго Mipa, въ глубину на-

шего духа, въ вТчныхъ тайнъ. То, чтвмъ жила

для нихъ словно не существовало; въ

самый разгаръ гражданственности Толстой славиль муд-

рую «глупость» Каратаева и Кутузова, Достоевскјй

изучалъ «подполье», Тютчевъ пгЬлъ о первозданномъ

хаосј, Феть—о любви и вТчпо(зти. Но за ними никто

не пошелъ. рукоплескала пмъ, потому

что ужъ очень хорошо они п±ли, но оставалась непо-

колебнмой. Больше того, въ лпцр1; свопхъ духовныхгь

вождей—крптиковъ и публицистовъ—она творила пар-

тЈйный судь надъ свободной истиной творчества п

выносила приговоры: Тютчеву—на невниманје, Фету—

на посм±якйе, Достоевскаго объявила реакцй)ннымъ, а