— 89 —

намъ чтобы мы с.лужили ими собратьямъ на-

шимъ». Этой служб'Ь онъ закръпощаетъ все, что ни

есть въ челов'ђкгв, вплоть до женской красоты, которая

тоже должна стать общаго добра, п до вдох-

лирическаго поэта, ибо онъ прежде всего тре-

буетъ отъ поэта: «такъ возлюби земли своей,

кань возлюбили древн(е пророки euaceHie богоизбран-

наго своего народа». Жизнь, служащая сама ce6rh цтлыо,

самодовлгЬющее packl)bITie и жизненныхъ

сплъ, безцјз.иьная радость для Гоголя не суще-

ствуютъ,—онъ даже не оспариваетъ и.хъ, ему п на

умъ не приходить, что такая точка ЗР'ђк-ЙЯ возможна.

Его насквозь практично п утилитарно, п

именно въ общественномъ смыс.,тЬ. Жить п служить

людямъ—для него синонимы: мы призваны сюда,—

говорптъ онъ,—не для празднествъ, а для битвы. Въ

«Авторской онъ разсказываетъ (и все его

подтверждаетъ это), что мысль о служб']з го-

сударетву владВла имъ съ отроческпхъ л±тъ: «Мысль

о служб меня никогда не оставляла. Я примирился п

съ писательствомъ своимъ только тогда, когда почув-

ствовалъ, что на этомъ поприпф могу также служить

земл“Ь своей». Это была больше, чьмъ мысль: это было

основное, господствующее чувство Гоголя въ течете

всей его жизни. Ему можно повЪрить, когда онъ гово-

ритъ, что звуки заунывной русской шЬсни неотступно

вьются около его сердца и не даютъ ему покоя, что

все, что ни есть въ «всюйй бездушный пред-

меть ея пустынныхъ пространствъ», глядитъ на него

укоризненно, какъ будто именно онъ

пустынности и неустройствгЬ русской

дивлюсь,—прибавляетъ онъ,—почему

щаетъ въ себТ того же».

Самая поразительная особенность

виноватъ въ этой

жизни: «и я даже

каждый не ощу-

душевной драмы