41

стыхъ т%ней. У Гомера Ахииъ въ подземномъ признает-

ся, что онъ согласился бы быть посЛднимъ наемникомъ

на земЛ, чољ стоять во всвхъ н1жогда жившихъ мерт-

вецовъ. ПозднО, въ эпоху философской мысли, идея о загроб-

номъ Miprb не внушаетъ твхъ чувствъ, госиодствовали въ

Востока. « Изъдвухъ Соврать своимъ

судьямъ,—смерть что-либо одно: или перестаеть суще-

ствовать и не чего бы то ни было, или жс

смерть, какъ говорять, только переходъ ду-

ши изъ этого MtcTa въ другое». Въ первомъ онъ срав-

ниваетъ смерть съ глубокимъ сномъ безъ грезь и и на-

ходить, что тогда она подобна самой спокойной ночи, которая

такъ нравится чее1(Мку. «Но если,—продолжаетъ онъ,—смерть

есть переходъ въ другое Мсто,• и если, кавъ утверждають, въ

этомъ “стВ собраны то можно-ли быдо бы, судьи,

вообразить большее бито. Жить съ Орфеемъ, Музеемъ, Ге-

Гомеромъ—за какую цбну не купилъ бы ce6t

этого блага? Что кабается до меня, то если это правда, я тотовъ

умереть нгвсколько разы. Двадцать ввковъ спустя, Паскаль,

возбужда.я тотъ же вопросъ и высказывая подобное же c0MHtHie,

въ смерти ужасную альтернативу Лчнаго

или вћчныхъ Не такъ смочлли на Оло греки.

Поэтому имъ чуждъ быль аскетизмъ, индусу

его взглядами на жизнь и смерть и его о вол

верховныхъ боговъ. Греческая нашла высшее свое вы-

въ поэтической не выработала изъ

нея величавой системы подобной, напр., браманизму;

напротивъ, филсо(йя не только эманципировиась отъ миеиче-

свихъ но сод“ствовада даже тому, чтобы сами

эти потеряли кредитъ и на нихъ стали смотрмь,

как•ъ на басни. Не зная ничего внТ, этого Mipa и не признавая

иного авторитета, кром'ћ человјческаго разума, грекъ вырабо-

таль чисто с.вмскую ll устремилъ свои по-