242

И мука та казнимаго сватаго

Сегодня мм понятна и родна.

Съ моей души совлечены покровы,

Живая ткань и обнажена,

И каждое въ ней жизни прикасанье

Есть здаа бодь и жгучее терзанье.

Не можетъ и быть соинјтй въ топ, что зось тевстоиъ слу-

жать жуки поэта, а муки казнижаш святаш отчасти внјшнииъ

поводомъ, отчасти EoueHTapieMb въ нимъ. На СКОЛЬКО-же воиен-

Ойствительно поясняетъ текстъд Сюжетъ монастырской вар-

тины разсвазанъ подробно; и все таки ваздый разъ и невольно чув-

ствуется, что самыя важныя подробности въ этомъ опу-

щены. О$нка вартинн с$лана двумя штрихаии—спшратезьна.ч

рука и жестокое искусство. Но не было-ли въ разработкђ тин,

въ и постановкЈ фигуръ чего-нибудь другаго, врой

жестокости, какой-нибудь идеи, которая бы осйщада картину сво-

имъ свВтомъЯ По какимъ признавамъ поэтъ догадался, что предъ

кумироиъ язычесваго бога днствительно и притомъ

святой мучению? Узналъ-ли онъ это по подписи въ вартингђ иди

это сказала ЕИСТЬ художника* Если послјднее предположете Йрно,

картина не только сжимала грудь и мучила чувство. Наше вообра-

zeHie поневол'Ь настроено на zrytlia и суровыа темы испанской зи-

вописи. представденш подсказываютъ намъ образы мрач-

наго фанатизма страстнаго аскетизма Ри-

бейры и другихъ старинннхъ мастеровъ, которые находили све

образное въ реальномъ самыхъ кровавыхъ,

самыхъ жестокихъ жанровыхъ сценъ изъ Mipa палачей и пытовъ. Но

сквозь жесткую пластику испанскихъ картинъ нерЫЕ0 замјтны

образы испансваго идеала; блјдные аскеты, съ изможденннии ди-

цаии, съ гноящимиса глазами полны восторгомъ фанатизма, полны

частьемъ спиритуалистическаго рад. Не было-ли хоть этихъ штри-

ховъ въ нордовсвоЙ картинј? Поэтъ молчитъ; онъ не хочеть смяг-

чить суровой жестокости, ни одного вздоха не позволяетъ сжимаю-

щейся груди. Но если такъ, зачјмъ-же именно этотъ видь жесто-

кости быль ему нуженъ, если ему не нужны связанныя съ нить ассо-

представлент Pa3Bt въ Кареагенј не приносили джей въ