249

этому ни на минуту не допускаетъ мысли, что побда можеть остатьса

за разладомъ и рознью.

НепобЈдииое искушете дать полноту и завонченность сиво-

дическому образу того иди другаго лирическаго

том; образу, который самъ-по-себј носить задатки единства и строй-

ности,—достаточно объяснаетъ намъ неопредјленность и безцвж-

ность основныхъ, истинно-лирическихъ мотивовъ гр. А. Тодстаго.

Но что мы на.ходимъ тамъ, поэтъ не подчинялся рабски вн'Ьш-

нему образу, гдј онъ искушалъ композиторовъ и даваль

слова дла романсовъ? Иногда и онъ болје приближали Eb110HaTiD

чистой дириви и пТь свои и скорби и радости. Сохранилъ-

ли онъ въ этихъ 60rhe субъективныхъ свою старую

манеру?

Западъ гаснетъ въ дии бгВдно-розовой,

ЗвВды небо усваии

Соловей свищетъ въ рощВ березовой,

И травою запахи душистою.

Знаю, что въ теб'В въ думушку ввриоса,

Знаю сердца немолчння жалобы,

Не хочу а, чтобъ ты притвориас,а,

И въ улыбвв себя принуждиа бы.

Твое сердце бодитъ безотрадное,

Въ немъ не СВ'Втитъ звмда ни единая—

Плачь свободно, моя ненаглядная,

Пова пвсня звучитъ соловьиная,

Содовьинаа пвсня унылая,

Что ЕВВЪ жиоба катится иезнвя.

Плачь душа мод, ппчь моя милая,

Тебя небо лишь слушаетъ звждное.

По г. Страхова, въ этомъ стихотворети „слышится та

чистая и глубокая нЈжность въ женщинј, которая, по справедли-

вому замгЬчатю одного критика, свойственна только русской

Эта нјжность не только поглощаеть но становится

выше самой страсти и переходить въ простыа, но высокочеловјче-

ственныя кь предмету любви“. Признаемся, тавъ-же

дурно думать о нерусской мы не можемъ. Неужели все от-

H0111eHie въ любимой женщинј у западно-европейскихъ поэтовъ ис-