148
ТУРАЕВ. истори# ДРЕВНЕГО востокл
оттенком, но все это пока выходило из недр богословской школы, вероятно,
из Восточного Ирана, чтобы мало-по-малу сделаться господствующе1ћ религией огром-
ного государства, подчиняющего себе культурные страны 11 входящего в сопри-
коснонение с самыми разнообразными племенами религиями. Момент был весьма
неблагоприятен для последовательного развития в одном определенном направлении.
О культе времен Ахеменјтдов мы располагаем драгоценными сведениями, зашт-
санными Геродотом и частыо получаемыми из памятников. На гробнице Дария царь
изобразил себя в молитвенной позе пред священным огнем; в Н акши-Рустаме и частью
н Пасаргадах сохранилось по паро алтарей для пего; Геродот утверждает, что персы
приносили жертвы еще другим стихиям, а также солнцу п луне. Это не противоречит
Авесте — Мы знаем, что стихии считались священными что Культ светил упоми-
нается уже в дрештейших Гатах, но все-таки для Геродота культ огня не является
центральным. равным образом не вполне точно его утверждение, что у персов не было
храмов п жертвенников, — вероятно, он имеет в виду храмы, подобные греческим
и вообще западным. Дарий в своей надписи упоминает «места поклонения». Зевс,
которому приносят жертву на высоких горах, конечно — Аурамазда; интересно, что
скала, на которой начертана надпись Дария, имя «Бахистана» — Божье место.
Геродот сообщает также, что во время жертвоприношений маги поют песни теого-
нического характера; если он имеет в виду Таты, то пред нами древнейший намек
на Авесту. Постоянное подчеркивание любви персов к правде, встречающееся у многих
классичесютх писатещей п находящее себе подтверждение в надписях, весьма харак-
терно для религии Зороастра, равно как и заботы о земледелии и трудолюбии п
ритуальные предписания о физической чистоте, об истреблении вредных, или отврати-
тельных, или вообще ритуально-нечистых жившгных, засвидетельствованные начи-
ная с Геродота (Т, 138—140). Уже Геродот знает сохранившийся до наших дней обы-•
чай выбрасывать трупы на съедение хищным птицам собакам, но считает его обя-
зательным для магов — прочие персы хоронили еще в земле, намазав труп воском.
Однако, цари династии Лхемецидов строят себе гробницы в скалах, следуя еще древ-
.неиранским обычаям, еще долго державшимся на юге, напр., в Арахозпп.
Итак, религия Зороастра уже в эпоху Ахеменидов была силой, но еще не столь
могущественной, - чтобы всецело поглотить все существо Перса, проникнуть во все
стороны и духовной и государственной жизни и предохранить своих последователей
от влияния иноземных культов, особенно н эпоху эллинизма.
Авеста, будучи во многих своих частях несомненно древнего происхождения,
дошла до нас записанной в позднее время. Поэтому памятипкамц персидской лите-
ратуры, дошедшими непосредственно из апохи Ахеменидов, за потерей нередко
упоминаемых в библии тт у Классиков царских летописей (6t?0Epat), остаются и,
вероятно, навсегда останутся их надписи, начертанные клинообразным шрифтом.
Вейссбах старается доказать, Что инициатива пх составления принадлежит Дарию.
В 70-м параграфе Бехистунской надписи, сохранившемся полностью на эламском
лаыке, ц, в поврежденном виде, на Персидском, он прочел: «милостью Аурамазды,
стал я делать надписи иначе, по-арийски, чего раньше не было... было написано и мне
прочтено... я послал эти надписи во все страны, и люди познакомились с ними».
011 же привел в параллель к этому место в неподлинном письме Фемистокла к Теме-
ниду, н котором упоминаются «древнпе ассирийские письмена, а не те, которые ввел
(«написал») у персов Дарий, отец Ксеркса». С отим мнением едва ли можно согласиться
уже в виду существования в Пасаргадах надписи с пменем Кира, относить которую,
следуя Вейссбаху, к Киру младшему нет оснований. Упоминание об арийском языке
в тексте сомнительно; Герцфельд, Эд. Мейер и др. видят в нем свидетельство о введе-
ттпи Дарием арамейского шрифта для документов на коже и глине, для царских
летописей и вообще для всего, помещаемого в царский архив. Самый упадок клино-
писи после Дария он ставит в связь с этим изобретением более удобного письма.
Доказательство правильности этого понимания видят в том, что действительно офи-
ПЕРСПдсНOЕ цлрСтво при АХЕМЕППД&Х
149
циальные списки надписей рассылались н провпнцгш — так, отрывки арамейского
перевода Бехистунской надписи найдены на папирусе на о. Элефантине. До сих пор
не решен вопрос, какой шрифт послужил образцом для персидской клинописи. Попытки
Отшера, Дееке, Сэйса вывести его из различных видов вавилонского не привели
ни к чему. Гоммель находит в нем применение тех же принципов, которые послужили
для составления индийского алфавита, и хочет выводить его 113 какого-либо западно-
семитического алфавита, приспособленного для монументальных целей, к Клинописи.
Едва ли ему удастся доказать убедительно эту теорию. В последнее время стали раз-
даваться голоса в пользу мидийского происхождения этого письма.
Во Всяком случае, шрифт, придуманный дан надписей Ахеменидов, и посде них
не употреблявшийся, был исключительно официальным, придворным письмом,
нашедшим себе применение, кроме царских надписей, только на печатях несколь-
ких лиц из царской фамилии и знати. Будут почти алфавитным, лишь с уклоном
к силлабизму и с крайне незначительным числом идеограмм (всего 4), он является
одним из луицих показателей рассудочной трезвости иранцев, покончивших даже
н клинописи с традиционным балластом сотен силлабических знаков с несколькими
значениями для каждого. Конечно, клинописная форма знаков, независимо от проис-
хождения их, равно как самая идея ставить надписи, является доказательством
могущественного влияния вавилонской, а может быть т.! эламской культуры. Содер-
жание надписей нам известно. Что касается .тштературной формы, то она также
красноречиво говорит о рассудочности прозаичности персидского народа. Текст
прост, ясен н обстоятельно излагает дело, но совершенно лишен украшений и поэти-
ческих мест, свойственных в такой обильной мере, нередко к ущербу для ясности и
содержательности, египетским и вавилонским, даже ассирийским надписям. Лите-
ратурного значения эти тексты почти не имеют; это официальные бумаги; места,
которым придавалось наибольшее значение, подчеркивались не средствами стиля,
а утомительными повторениями, которые и без того попадаются на каждом шагу.
Какая разница в литературном отношешш между текстами, оставленными теми же
Ахеменидами на других языках — Киром в Вавилоне, Дарием в Египте! Но для исто-
Рика оти надписи дают весьма много и стоят больше трескучих текстов египетских
фараонов. Дают они много и для лингвиста, во-первых, представляя современный
памятник древне-персидского языка, который, до знакомства с ними, был известен
только из нескольких слов, сохраненных греками, из собственных имен, во-вторых,
давая указания даже на историю этого языка, так как надписи более поздние обна-
руживашт такую безграмотность, которая способна убедить в том, что язык уже был
в это время мертвым. Что касается Авесты, то она с литературной стороны произво-
дит почти такое же впечатление. «Нзык Авесты вообще отличается простотой и бе-
зыскусствеиностью. молитвы, гимны, содержащиеся в ней, по сущности их,
можно было бы сравнить со священными песнями древней Индии, но с точки зрения
литературной они совсем не похожи на последние. Напрасно было бы искать той
живости воображения, того блеска поэтических картин, того вејгичественного языка,
которые характеризуют Ригнеду. Автор «Вендидада», «Виспереда», «Ясны» не был
поэтом... Он был жрецом, писавшим для потребностей культа, или реформатором,
излагавшим основцые мысли нового закона. Кроме того, составители этих текстов,
желая быть ясными, определенными и точными, не удерживанугся от длинных исчи-
слений и повторений, которыми так изобилует Авеста», —
такое свое мнение акад.
К. Г. Залеман ограничивает в пользу Гат и отчасти гимнов Житов. «Вполне доказано,
что некоторые эпических мотивов, встречающиеся в Фирдауси, от-
носятся к глубокой древности были известны уже древнегреческим писателям,
особенно Ктемтю». Акад. В. В. Бартольд, которому принадлежат оти слова, указы-
нает на то, что благодаря недостаточной письменной истории, период эпического твор-
честна был в Иране продолжителен и встречал большое вдимание со стороны образо-
ванного сословия. «Литературная обработка эпоса закончилась созданием эпопеи,