Действительно, по крайней мере, молодежь мне всегда кажется

красивой. Трудно представить себе юношу или девушку, чтобы

они казалтсь безобразными. Ну, в нашем возрасте всякие случаи

бывают (смех), а молодежь всегда красива, если она правильно

воспитывается, правильно живет, правильно работает, травильно

радуется.

Вот в этой формуле, если хотите, может быть, и заключается

ересь. Но какая же? Я считаю, что каждый советский педагог,

каждый советский человек от каждого советского Унормальноге

гражданина и ребенка должен требовать нормального поступка, а

ненормальными мы считаем Только тех, которые физически уще-

млены.

В своей практике я такое вполне развернутое, /без всяких

скидок, требование и {предъ'явил [к моим, воспитанникам и считаю,

что это должно быть законом правильной советской педагогики:

непреклонное, ясное, прямое, категорическое требование.

Мне кажется при этом, чтов этом требовании иногда (а может

быть, и всегда) мерещится риск и поэтому страшновато предъя-

вить такое категорическое требо

вание: а вдруг личность взвоет,

а вдруг личность побежит вешаться? И вот именно йа фоне этого

страха у нас и развернулась педологическая наука и педологи-

ческая тенденция. В чем они заключаются? В том, чтобы, никако-

го рискованного требования не предъявлять, а (приспособить

такую сершо средств, чтобы сам чорт не разобрал — (К чему эти

средства ведут, и чтобы пот*ом нельзя было , установить — а кто

же в случившемся виноват? Воспитывал человека, учил, учил, а

вышел хулиган. Можно предъявить требсяв:ание к профессору педа-

гогики, создавшему такую систему? Нельзя. А к учителю? Тоже

нельзя, потому что нет никакого; действия, а есть только рассуж-

дения о) действиях и аргументация,

Так вот, раз мы откажемся от такой логики, не вытекаютей из

каких-то наших гражданских требований, мы тем самым откажем-

ся и от воспитательной работы.

Моим основным принципом (а я считал, что это принцип не

только мой, но, и всех советских педагогов) всегда было: как

можно больше требований к человеку, но вместе е, тем и как

можно больше уважения к нему. В нашей диалектике это, соб-

ственно говоря, одно и то же: нельзя требовать большого ог

человека, которого мы не уважаем. Когда мы от человека много

требуем, то в этом самом и заключается наше уважение; именно

потому, что мы требуем, именно потому, ч•то это тэебование

выполняется, мы и уважаем человека.

Если это положение провести по всем линиям воспитательной

работы, то мы увидим, как воспитательная работа начнет принимать

строгие и четкие организационные формы. Еще раз повторяю —

всегда при этом будет присутствовать некоторый страх риска. Вы

обратили, вероятно, внимание на то, что недавно в «Правде» по-

явилось несколько статей о производственном риске. Нужно

сказать, что у нас эта проблема выглядит, конечно, страшнее.

Можно рисковать материальными ценностями, можно рисковать