рается по закону; епи же онъ невмгВняемъ, какъ 6$,шенаа

собака, то ero не разстрюиваютъ, а стараются вылчить, и

есл это оказывается невозможныиъ, то до конца жизни съ

нимъ обходятся челов%колюбиво, уважая въ немъ n0BNeckii

образы Угодовному законодатиьству вовсе не чужды философ-

c.kie аргументы, какъ утверждаетъ г. Содовьевъ; до-

казываетъ напротивъ, что оно развивалось и совершенствова-

аось именно подъ И съ своей стороны

истинные философы никогда не думали, что они даже не обя-

заны знать о государственныхъ учрежденШ.

Достаточно вспомнить о Пдатона и Аристоте.тя. Въ

новое время не было почти ни одного cepi03Hal'0 фидософа.

который бы не писать о правгВ и До какой ете-

пени важнымъ Кантъ считалъ именно вопросъ о вммяемости,

видно изъ собственныхъ ВЫПИСОЕЪ г. Соловьева, Кантъ

прямо говорить, что безъ настоящей свободы невозможенъ ни-

какой нравственный законъ и никакая в“няемость (стр. 115—

116). Основатель критической даетъ даже предпоч-

TeHie откровенному фатализму Пристли нередъ писате-

теаями, «которые на самомъ д'ьд'в, утверждая механизмъ води,

на словахъ признаютъ свободу и тиючаютъ въ свою синкре-

тическую систему в“няемости, не будучи однако въ

сд•Виать его понятнымъ» (стр. 117—118). Сдгвдуя

въ этомъ Канту, Гегељ въ своей права

еть особеннымъ настаиваетъ на томъ, что 00H0BaHie

HakaaaHiH закичится отнюдь не въ а именно въ

неправд•в, вдекущей за собою во имя нарушенной

правды. Шопенгауеръ, конечно, не видитъ въ ничего,

и въ государствгВ ничего, эгоизма;

но Шопенгауеръ принаддежитъ именно кь Т'Ьмъ философамъ,

которые не считаютъ себя обязанными знать что бы то ни

быдо, кромев собственныхъ Его авторитетъ, весьма

легковгвсный во вс%хъ мен'Ье всего и“етъ зва•